Татьяна Гладысь

Как намордник стал светильником

дополненная версия

А мел стал мылом, кость – кожей, перепонка – грязью, блюдо – блюдечком, платье – юбкой, средство – сердцевиной, сопротивление – опорой, плечи – рукавами, ученый – учеником, а подмышка – пахом. И так далее.

Не так давно встретилась мне в Интернете дискуссия о переводе Сапковского на русский. Обсуждался перевод Е.Вайсброта и речь шла о названиях некоторых предметов и явлений. Один из участников этого обсуждения сожалел, что не выскажется тот, кто владеет польским языком. Посему позволю себе присоединить свой голос к дискуссии в качестве такого знатока.

Впечатление, произведенное на меня произведениями Анджея Сапковского, – это в значительной степени заслуга языка, которым они написаны. К моему прискорбию, с этой точки зрения переводы, мягко говоря, не передают всех достоинств оригинала.

Я сравнила три различных перевода рассказа Анджея Сапковского “Ziarno prawdy” (в переводах: “Зерно правды“, “Крупица истины“) с текстом оригинала. Результат меня... разочаровал. Оказалось, что переводчикам случается входить в соавторство с господином Сапковским,  польская грамматика и фразеология нередко оказывается им не по зубам, да и смысл переводимого текста занимает – увы! – немногих. Словом, то и дело встречаются досаднейшие ошибки, причина которых – небрежность, а то и недостаточное знание языка. Безусловно, есть в переводах и блестящие, оригинальные решения, при виде которых радостно и за переводчика, и за "великий и могучий". Но увы, удачи эти погребены под многочисленными "ляпами" L. Так и хочется воскликнуть вслед за Павлом Вязниковым: «Не верьте! Если вы видите какую-нибудь нелепость в русском тексте, это еще не значит, что она была у автора.»[1]

В доказательство того, что я не преувеличиваю, предлагаю всем заинтересованным результаты вышеупомянутого сравнения. В семи частях статьи я старалась, по мере возможностей, сгруппировать ошибки следующим образом:

 

Внимание! Важно! - комментарий автора «анонимного перевода».

1.       Нет, ребята, все не так. Все не так, ребята! – ошибки, серьезно искажающие текст (например, приводящие к неверному пониманию событий).

2.       Пустяки, дело житейское!– некоторые ошибки помельче, дающие общее представление о степени разногласия между оригинальным текстом и переводами.

3.       Из песни слово... выкинешь?– ошибки, возникающие в результате сокращения текста переводчиками.

4.       Хранить деньги в трехлитровом банке,– не упомянутые ранее "грамматические" ошибки, а также полонизмы и некоторые другие "недоразумения".

5.       Други контра кореша. – стилистические несоответствия между авторским текстом и переводами.

6.       Задание повышенной сложности. – места, особо трудные для перевода: игра слов, фраземы, игра с текстом.

7.       Ложка меда – удачные переводческие решения.

P.S. Сомнения злобного критика.  – послесловие.

 

Безусловно, сравнение это нельзя назвать исчерпывающим – не это было моей целью. Тем, кто знаком с творчеством Анджея Сапковского, я хотела открыть глаза на то, насколько существующие переводы искажают не только замечательный язык этого автора, но и – порой – саму суть произведения (читайте в оригинале!J). Тем, кто ни “Ziarno prawdy“, ни другие произведения Сапковского не читал, показать, как опасно бывает принимать на веру все, что пишут современные переводчики. А переводчиковJ призвать к бережному отношению к переводимому тексту!

Все три текста были взяты с сайта библиотеки Максима Мошкова: http://www.lib.ru/SAPKOWSKIJ/. Условные обозначения для авторов переводов:

А.  – поскольку к моменту написания статьи автор этого перевода был мне неизвестен, я обозначила его буквой А. (как Анонимный переводчик). Хотя теперь имя переводчика стало известно (см. комментарий ниже "Внимание! Важно!"), но, ввиду обстоятельств появления перевода в сети, я сохранила для этой работы прежнее буквенное обозначение. 

Л.  – Владимир Лось http://www.lib.ru/SAPKOWSKIJ/grain1.txt.

В.  – Евгений Вайсброт http://www.lib.ru/SAPKOWSKIJ/zyczenie.txt.

 

Для тех, кто "Ziarno prawdy" не читал (или забыл), – краткое содержание рассказа "Ziarno prawdy"

Для скептиков и тех, кому лень читать 25 страниц текста "Как намордник стал светильником"J, – прочитайте фрагменты рецензии, эти 10 страниц дают общее представление о полной версии статьи.

На сайте http://www.correctura.narod.ru находятся также сравнения переводов других произведений Сапковского. Там же находятся рабочие материалы: то, что было изменено или исключено из статьи в процессе обсуждения, различные мнения и комментарии.

 

 Внимание! Важно!

Комментарий автора «анонимного перевода»

 

 

-- Нас будет трое, из которых один раненый,

и в придачу юноша, почти ребенок, а скажут,

что нас было четверо.

 

Александр Дюма. Три мушкетера

 

 

 В конце восьмидесятых годов я перевел рассказ Анджея Сапковского "Ziarno Prawdy". Случилось так, что по моей неосторожности и неопытности ранняя версия перевода попала на одну из BBS, откуда пошла гулять по стране и в конце концов оказалась на самом популярном литературном сайте нашей страны - в библиотеке Мошкова.

 

Насколько ранней была эта версия? До конца у меня нет уверенности, поскольку у меня сейчас нет доступа к финальной версии перевода. Однако, по отсутствию некоторых предложений, по наличию грубых ошибок и по некоторым стилистическим признакам можно судить, что это была вторая версия текста. Первой версии не существовало в компьютерном варианте - она была только на бумаге. И, как говорил Аркадий Райкин: "И слава богу - не дай бог!" Впрочем, вторая версия - тоже не подарок.

 

Был ли заключительный вариант значительно лучше второго? Многое было исправлено. "Крошечный банк" стал "банком гномов", гной на икрах деревенских девок сменился навозом и так далее и тому подобное. Но многое и осталось. Например, светильнику так и не суждено было вернуться в свой первоначальный образ - намордника. :( Видно оказался сильно заколдован :)

 

Я попросил Максима Мошкова удалить мой текст из его библиотеки, что было им выполнено и за что я испытываю к нему большую благодарность.

 

Остается только добавить, что я не рассматриваю мой перевод - даже в его финальном варианте - достойным публикации где бы то ни было.

 

Вадим Могильчак

 

 

 

- Как говорили Эдип, Гамлет, Лир и все прочие: "Жаль, что я  не  знал об этом раньше".

 

Роджер Желязны. Знак единорога.

 

Рассматривая три перевода рассказа Анджея Сапковского "Ziarno prawdy" (а именно этот анализ и дал начало работе по созданию сайта correctura.narod.ru ), я – к моему теперешнему сожалению – понятия не имела о том, что одна из рассматриваемых работ, так называемый "анонимный перевод", не являлась законченным продуктом процесса перевода и – самое главное! – не была как таковой сознательно распространена ее автором.

Когда это стало мне известно, передо мной встал вопрос: что делать со статьей "Как намордник стал светильником"? Выходов я видела несколько, к сожалению, каждый имел свои недостатки.

·         Просто убрать статью со страницы могло помочь как мертвому припарка: как и черновая версия перевода уважаемого Вадима Могильчака, "КНСС" уже пошла гулять по интернету.

·         Вырезать из статьи все замечания по "анонимному переводу" также не являлось идеальным выходом, так как при этом существенно нарушалась литературная целостность текста. Недаром говорят "Из песни слова не выкинешь".L

·         Оставить статью без изменений мне не позволяла совесть.

Третий выход плавно переходил в четвертый: оставить статью без изменений, но снабдить соответствующим комментарием. Этот вариант пересилил, и с согласия автора некогда анонимного перевода статья "Как намордник стал светильником" возвращается на сайт.

Я, со своей стороны, спешу объявить публично и во всеуслышание, что - знай я раньше историю анонимного перевода – ограничилась бы сравнением двух переводов: Владимира Лося (напечатано в сборнике: «Фантастические рассказы и повести» / Сост. А. Н. Каширин. – М.: Молодая гвардия, 1990) и Евгения Вайсброта ("официального" переводчика Сапковского). Посему беру назад ВСЕ находящиеся в статье "Как намордник стал светильником" ядовитые замечания в адрес работы Вадима Могильчака, и пусть мое искреннее раскаяние снискает мне прощение.

 

Татьяна Гладысь

 

 

Нет, ребята, все не так. Все не так, ребята![2]

Третий абзац текста. Имя лошади ведьмака. Польское Płotka значит плотва. Переводчик А. применяет транслитерацию: Плотка, В. переводит имя: Плотвичка и Плотва, а Л. почему-то переименовывает животное: вместо Плотки или Плотвички появляется Плётка[3].

На пути ведьмака овраг. Дно оврага сухое, без терновника и гниющих стволов. Гниющие стволы (pnie) превратились у А. в пни[4].

            Женщина, труп которой обнаружил Геральт, была одета в голубое платье (suknia), которое у А. почему-то стало (и – увы! – довольно долго оставалось) юбкой.

            Потом Геральт обнаруживает труп мужчины. Более тщательно осматривать тело не было необходимости: черный, ветвистый узор засохшей крови покрывал... внимание, что? В оригинале это были плечи (ramiona) и спина (plecy), которые у А. превратились соответственно: плечи – в рукава, а спина – в плечи[5]. Вторая ошибка вызвана, пожалуй, похожим звучанием слов: plecy [плецы] – плечи. Сходство неудивительно, ведь польский язык – тоже язык славянский, и слов, похожих на слова русского языка, в нем немало. По-польски их так и называют: ложные друзья переводчика. На них часто попадаются люди, начинающие изучать польский язык, и, как видно, не только они, но и переводчики... LL

            Далее Геральт осматривает труп мужчины и содержимое висящей на его поясе сумы/ сумки/ мешочка. В ней были, в частности: кусок мела (kawałek kredy) и складной, в костяной оправе ножик для бритья (składany nożyk do golenia w kościanej oprawie). Мел у Л. и В. становится мылом, а костяная оправа – кожаным футляром (В.).

Еще Геральт находит аккредитив, выданный покойнику банком krasnolud'ов. Перевести это как гномы (Л., В.)? А. нашел гораздо более оригинальное решение: у него аккредитив выдал крошечный банк.L

Что-то атаковало всадников, но испуганные кони в переводе В. не разбежались (rozbiegły się), а разбрелись, и это при том, что, как мы увидим позже, этого "чего-то" кони панически боятся.

            Отвернув прикрывающую бок лошади попону, ведьмак у автора открыл (odsłonił) притороченный к вьюкам меч. Переводчики А. и Л. пошли дальше: у них Геральт меч

освободил (А.), и даже отцепил (Л.)[6].

На пути Геральту попадаются wykroty – ямы от вырванных с корнем деревьев, или же сами вырванные с корнем деревья. Лошадь через это нечто переступает (przestępujе), следовательно, это деревья, а не ямы[6-]. Ни одному из переводчиков слово переступать ничего не подсказало: wykroty у них – это ямы от вырванных/ вывороченных  с корнем деревьев, а то и просто ямы (Л.). Вроде бы ничего, да только яма от вырванного с корнем дерева – объект немалый, посмотрела бы я на лошадь, которая через такую яму осторожно переступает. Впрочем, у В. она эти ямы обходит, а не переступает.

Ведьмак на вершине холма. Склон этого холма устлан грубым ковром желтых листьев, – читаем мы у А.. Осторожно! Этот gruby ковер желтых листьев не наспех отделанный, простой и примитивный, не жесткий или шероховатый на ощупь, не неприятный на слух, резкий и низкий, не сделанный в общих чертах, не лишенный внешнего или внутреннего изящества, не не соблюдающий этики человеческих или профессиональных отношений, и не нарушающий элементарные правила чего-либо (уф, закончилась статья словаря!J), а, всего-навсего, толстый. Опять ввело в заблуждение похожее звучание слова – непростительная ошибка для переводчика!

            Тем не менее, в следующем абзаце он повторяет ее снова: успокаивая испуганного коня, Геральт – пишет А. – водит над его лбом ладонью, пальцы которой сложены в магический знак Акции[7]. Так вот, łeb по-польски – это не лоб, а голова животного, таким образом, "амплитуда" движения в оригинале больше.

Итак, Геральт успокоил испуганную лошадь Знаком. "Колдовство быстро подействовало (...)" – пишет Сапковский, но у А. колдовство подействовало не быстро (szybko), а сильно.

Недалеко от особняка Геральт встретил девушку (в тексте А., опять-таки, в юбке вместо платья), которая стояла, опираясь рукой на пень (А.) ольхи. Кто-нибудь пробовал стоять, опираясь на пень? Конечно, как и выше, это не пень, а ствол дерева.

Белое платье девушки было не облегающим (В.), а ниспадающим до земли (powłóczysta [suknia]). Ее волосы были растрепанные/ взъерошенные (rozczochrane), но переводчик А. их "пригладил", у него они просто распущенные.

Девушка улыбается и следит за движениями ведьмака, легко поворачивая голову (Л.). Неужели поворот головы – это тяжелый труд? Отнюдь. Просто слово lekko значит не только легко, но и слегка. Таким образом, девушка следила за движениями ведьмака, слегка поворачивая голову (lekko obracając głowę).

Хвост дельфина, украшающего фонтан во дворе Нивеллена, не отбитый (В.), а обитый[8], т.е. получивший повреждения на поверхности или с краев от ударов. Что же касается головы встреченного Геральтом чудовища, то она была не медвежья (В.), а косматая, как у медведя (kosmaty jak u niedźwiedzia [łeb]).

От его (чудовища) рева ставни залопотали и захлопали, стряхивая мусор и штукатурку с парапетов (В.). В действительности ставни стряхивали штукатурку не с парапета – (итал.) невысокой стенки, ограды вдоль чего-либо – а с подоконника (parapet, опять ловушка похожего слова!L).

Когда же Геральт не убежал, чудовище не уродливо скривило голову (А.), а наклонило уродливую голову (przekrzywił potworną głowę).

            После "обмена любезностями" чудовище решается пригласить ведьмака в дом. Оно откашлялось (chrząknąć) и оправило одежду. Но в переводе А. оно... хрюкнуло[9]. "Какое мне дело, – говорит оно при этом. – Гость в дом. Не каждый день встречается такой, что при виде меня не убегает или не падает в обморок". До чего ему, спрашивается, нет дела? Да ни до чего, это фантазия переводчика Л., у автора чудовище произносит совсем другие слова: "Ладно, чего уж там! (co mi tam) Гость в дом. (и дальше как выше)". Но предупреждает: "Ежели ты усталый, но вежливый путник, приглашаю. (Л.) Но ежели разбойник или злодей, (...)(А.) ". Неужели это странное существо так ценит вежливость? Если обратимся к оригиналу, то вместо вежливый (Л.) мы найдем uczciwy, то есть честный, порядочный, а злодей из перевода А. – это не кто иной, как вор[10] (złodziej). Ох уж эти похожие слова!

 

- Принимаю приглашение. Закон гостеприимства не нарушу, – сухо ответил Геральт.

- Мой дом – твой дом, – ответило чудище столь же сухо, хотя и небрежно.

(перевод В.)

 

Вроде бы все в порядке, но у Сапковского нет ни слова о сухости или холодности. По-польски они просто сказали это formalnie, то есть формально / по форме, используя предусмотренные для такого случая ритуальные фразы приглашения и ответа на приглашение. А теперь сравните: "ответило чудище столь же сухо, хотя и небрежно" и "ответило чудище тоже по форме, хотя и небрежно". Чувствуете разницу?

Хозяин дома заинтересовался медальоном ведьмака, медальоном в виде оскаленной волчьей пасти, который еще две страницы тому назад у всех переводчиков висел на серебряной цепочке. Но у А. эта серебрянная цепочка (łańcuszek) успела странным образом превратиться в шнурок. Последовавший затем диалог содержит одну из наиболее грубых ошибок переводов А. и Л.:

 

- Нехорошее выражение на морде у этого зверя. Что это такое?

- Цеховой знак.

- Ага. Наверное, занимаешься изготовлением светильников[11].

 

Ну неужели никому из переводящих не пришла в голову мысль: а что, собственно, общего имеет оскаленная пасть со светильником? Да ничего, конечно же! Польское слово kaganiec, а изготовлением именно этих предметов, согласно догадке чудовища, должен был заниматься Геральт, значит и светильник, лампада, и намордник, и именно последний имел в виду автор (кстати, в большинстве словарей именно значение намордник стоит на первом месте).

            Далее опять пара похоже звучащих слов, проверить которые переводчики не удосужились.

Помещение, в которое чудовище ввело ведьмака – это не комната (А., В.), а, скорее, зал, так как польское слово komnatа обозначает жилое помещение, особенно большое, во дворцах, замках, и т.п.; зал с роскошным интерьером. Эквиваленты этого слова в русском языке – палата, покой, чертог, например: Грановитая палата, Оружейная палата, царские покои.

Хозяин бросает в очаг огромного камина ogromną kłodę. Kłodа – это толстое бревно, ствол дерева после того, как отпилили ветки – просто русское колода. Но у А. и В. это просто полено, а чтоб бросить в очаг полено, пусть даже и огромное, особенной силы не надо. Но гораздо интереснее то, куда была брошена колода. В польском тексте это czeluść (czeluść paleniska) – огромное отверстие, яма, глубина. Ни одного из этих значений русское слово челюсти (а именно туда, в челюсти камина, послал наше полено, то бишь колоду, А.) не имеет[12]. Вариант со словом пасть (Л.) кажется не многим лучше. Конечно, может быть, что и челюсти, и пасть – это просто художественный образ отверстия камина, licentia poetica, так сказать, но на фоне остальных печальных расхождений я склонна принять это за ошибку.

"Ты голоден?" – спрашивает Геральта хозяин дома. "Не откажусь", – отвечает Геральт в переводе В.. "Вот нахал!" – может подумать читатель. – "Ему еще ничего не предложили, а он уже "не откажусь"!". Увы, читателя ввели в заблуждение. Геральт сказал: "Не стану отрицать" (nie zaprzeczę). К сожалению, небрежность переводчика несколько изменяет манеру поведения главного героя рассказа. А это еще цветочки...

Вот стол перед хозяином и гостем накрыт. Пулярки, куропатки, паштет и ветчина из кабана помещаются на... блюдечках и тарелках (Л.), тогда как в тексте оригинала все эти кушанья лежали на блюдах (półmiskach) и тарелках. (Блюдо – это большое блюдечко, блюдечко – это маленькое блюдо, подумаешь, разница!). Но это не единственная странность в сервировке стола. Четыре реплики ниже у А. чудовище берет паштет из чаши, хотя в оригинале это явно миска (misa), блюдо, на худой конец.

Вскоре мы узнаём, что внешний вид нашего чудовища – качество не врожденное, а приобретенное. Но вот когда это случилось – переводчики не единогласны. По мнению одних, двенадцать лет назад (и они правы), по мнению А. – когда Нивеллену было 12 лет. Разница, согласитесь, существенная, тем более, что возраст чудовища нам неизвестен[13]. По-видимому, подвела опять схожесть языков: польское оd dwunastu lat значит не с двенадцати лет[14], а уже двенадцать лет.

Геральт смотрит на портрет Нивеллена, и что же он видит? Какого-то толстячка с пухлой, грустной и прыщавой физиономией (В.). Физиономия эта была, вообще-то, не пухлая, а одутловатая, заплывшая[15], но это не самая серьезная ошибка в этом предложении. Сверившись с польским текстом, мы узнаем, что толстячок был не какой-то (niejaki), а никакой (nijaki), "бесцветный", как удачно передали остальные. Переводчик В., по-видимому, слов некий и никакой по-польски не отличает[16]. А ведь в русском языке разница аналогична[17].

Дальше – полный произвол в исполнении того же переводчика. Позвольте, сначала оригинал:

 

Geralt, któremu nieobce były skłonności do schlebiania klientom, rozpowszechnione wśród portrecistów, ze smutkiem pokiwał głową[18].

 

Слова о том, что Геральту nieobce były skłonności do schlebiania klientom, rozpowszechnione wśród portrecistów, Л. и А. передают, смею утверждать, согласно намерению автора:

 

Геральт, которому была известна склонность угождать клиентам, распространенная среди портретистов (...).

и

Геральт, которому знакома была лесть клиенту, распространенная среди портретистов (...). 

 

Третий же переводчик (­В.) потчует нас характеристикой героя собственного изготовления:

 

Геральт, который и сам, на манер некоторых портретистов, бывал склонен польстить клиентам (...).

 

Не будь Геральт вымышленным персонажем, перевернулся бы в гробу LLJ.

Потом к нашим ложным друзьям переводчика присоединяется пара стул – кресло. Разберемся раз и навсегда (т.е. до конца этого сравненияJ) в трех польско-русских парах:

стол = stół, произносится [стул],

стул = krzesło, произносится [кшесло],

кресло = fotel, произносится [фотель].

Ни один(!) из переводчиков не избежал здесь ошибок. У А. и Л. во всем тексте стул (krzesło) – это кресло. У В. стул остается стулом, но зато и кресло (fotel) у него – тоже стул. Подумаешь, напридумывал Сапковский разную мебель у одного стола – проще, проще надо быть!

Открытие, что Геральт является ведьмаком, Нивеллену не понравилось. Он говорит, что слышал о ему подобных: это колдуны с нечеловеческими способностями, которых учат убивать, искореняют все человеческие чувства и порывы (szkoli się je w zabijaniu, wykorzenia wszelkie ludzkie uczucia i odruchy). В одной строчке – две ошибки. Одна из них – в тексте В.: польское czarownik - это не просто волшебник, а именно колдун, злой волшебник. Дело в том, что русское волшебник - нейтрально, czarownik же (в отличие от слова czarodziej) в польском языке указывает дополнительно на "вредность" творящего чары[19]. Кроме того, czarownik и czarodziej у автора – разные и довольно четко разграниченные понятия.  Вторая ошибка допущена переводчиком А., фрагмент их учат убивать, искореняют все человеческие чувства (т.е. их учат убивать, а также искореняют все человеческие чувства) у него звучит: учат их, убивая, искореняя все людские чувства (их учат (чему-то), убивая и искореняя все человеческие чувства). Разница заметна невооруженным глазом. А подвела грамматикаL.

Далее блюдо опять превращается в тарелку (Л.), а несколько строчек ниже в нее же превращается поднос (taca) (в переводе В.). Разнообразие предметов одного типа, будь то мебель (стул, кресло) или посуда (тарелка, миска, блюдо, поднос), явно смущает переводчиков. (Для полноты картины можно только добавить, что на этом метаморфозы находящейся на столе посуды не заканчиваются: чуть позже вместо графина (karafka) мы получаем кувшин (Л.).)

"Почему молчишь?" – спрашивает затем Нивеллен невнятно, глотая (niewyraźnie, przełykając). То есть что-то проглатывает, и поэтому произносит слова невнятно. Но у А. он, должно быть, здорово нервничает, потому что говорит неуверенно, облизываясь.

Когда Геральт говорит, что "чудовищ становится все меньше" (potworów jest coraz mniej), А. пишет "чудовищ намного меньше", совершенно игнорируя тот факт, что Геральт здесь дословно повторяет то, что сказал Нивеллен несколькими строчками выше[20] (чудовищ становится все меньше, а ведьмаков все больше). Не говоря уже о том, что перевод такой неточен: coraz mniej – это именно все меньше[21]. Изменение удивительно тем более, что буквально четыре строчки выше в том же переводе с аналогичным фрагментом было все в порядке.

После смерти отца парни из дружины мигом обвели меня вокруг пальца – читаем в переводах А. и Л. Опять "ложный друг переводчика", но на этот раз на уровне фразеологии: польское owinąć kogoś dookoła palca значит не ловко, хитро обмануть, а подчинить себе.

С проклятьем, брошенным жрицей на молодого Нивеллена, тоже не все ясно. По словам Нивеллена, она сказала, что он "чудовище в человеческом облике", и что будет "чудовищем в облике чудовища" (potwór w potwornej skórze). В переводе В. это звучит куда как более грозно: "что я – чудище в человечьей шкуре, что буду чудищем из чудищ".

А дальше подводит фразеология польского языка. У В. читаем о дне, когда исполнилось проклятье:

 

Дня через два просыпаюсь утром, а слуги, как меня увидели, в рев. И в ноги бац![22]

 

То есть, увидев страшное чудовище вместо их господина, слуги начали громко плакать[23] (у Сапковского – кричать[24]) и кланяться ему в ноги. Просили пощадить? Увы! Польское w nogi значит не кланяться в ноги, а ходу!, дай бог ноги, etc. Слуги просто-напросто убежали. Кто убежал? Здесь опять варианты: то ли те, кто смог (А.), то ли те, кто успел (правильный вариант). "От страха удар хватил даже тетушкиного попугая", – добавляет Нивеллен. К сожалению, у А. эта живописная подробность отсутствует (и текст становится на одно предложение короче).

Две следующие ошибки А. опять из-за недостаточного знания фразеологии. Pociągnąć nosem – это не описательное втянуть носом воздух, а шмыгнуть носом; blady świt – это не бледное утро (интересно, как что-то такое выглядитJ), а рассвет/ предрассветные сумерки.

Пара дальнейших страниц явит нашему взгляду целую лавину ошибок, в большинстве своем – "соавторства".

К Нивеллену попадает первая купеческая дочка. Какова была ее реакция на облик Нивеллена?

 

Некоторое время при виде меня ее сводили судороги, она была убеждена, что я ее все же съем,

 

- говорит чудовище. Переводчику А. этого показалось мало. У него девушка бьется в конвульсиях не некоторое время (przez jakiś czas), а каждые полчаса. Опять "совершенствование" авторского текста. Мелочи? Тогда внимание, приближаемся к рифам! Пяти большим и одним поменьшеJL.

Риф первый. Нивеллен демонстрирует крайнюю робость в отношениях с женщинами и в течение целого года, живя с девушкой под одной крышей, так и не решается сказать/ намекнуть ей о причине его сделки с ее отцом. Так вот, у А. он не решается об этой причине не упомянуть/ коснуться/ намекнуть (napomknąć), а напомнить. Таким образом, получается, что купеческая дочь знала о роли, которую должна была сыграть в возможном превращении чудовища обратно в человека, но самым бессовестным образом не выполнила свою часть договора.

            Риф второй. Третья девушка была дочкой обнищавшего рыцаря. Все три (!) переводчика говорят о высоком росте рыцаря:

 

"У рыцаря, когда он сюда приехал, был тощий конь и кираса. Сам он был длинный, неправдоподобно паскудный, (...)" (А.),

"Он прибыл сюда на исхудалом коне, в кирасе и был невероятно длинный." (Л.),

"У рыцаря, когда он пожаловал сюда, был только тощий конь, проржавевшая кираса, и был он невероятно длинным." (В.).

 

в то время как в оригинале рыцарь представлен несколько иначе:

 

Rycerz, gdy tu przybył, miał wychudłego konia, zardzewiały kirys i nieprawdopodobne długi. = У рыцаря, когда он сюда прибыл, был тощий конь, заржавевшая кираса и невероятные долги.

 

Множественное число[25] существительного dług (долг) – długi является омоформой имени прилагательного мужского рода: długi (долгий, длинный)[26], и в результате выражение nieprawdopodobne długi (невероятные долги) было прочитано переводящими как nieprawdopodobnie długi (невероятно длинный)[27].

            Риф третий. Если отец своим внешним видом произвел на Нивеллена крайне отрицательное впечатление, то о самой девушке чудовище говорит:

 

Примула, руку бы дал на отсечение, потеряла девственность, когда он [отец] был на войне, потому как была крайне хорошенькая.

 

- так, по крайней мере, считает А.. На первый взгляд все в порядке: красивая дочка, строгий отец стережет ее девственность, но когда он идет на войну, молодость берет свое (девушка-то ведь хорошенькая!). А вот как в оригинале (и в остальных переводах):

 

Примулу, даю руку на отсечение, видно, зачали, когда папочка был на войне, потому как была она весьма хорошенькая.

(Primula, rękę bym sobie dał uciąć, musiała być poczęta, gdy on był na wojnie, bo była całkiem ładniutka.)

 

Все предстает теперь в другом свете. Отец, исключительная уродина, и хорошенькая дочка. Не иначе как это не его дочка, намекает Нивеллен. Вопрос же девственности самой Примулы здесь никоим образом не затрагивается.

            Через некоторое время Нивеллен уже состоял с девушкой "в весьма близких отношениях, во время которых она любила дергать [его] за уши". Заменяя во время которых (podczas których) на причем, Л. упускает присутствующую в авторском тексте пикантную подробность, касающуюся этих весьма близких отношений.

Это был риф помельче. Но вот на следующем недолго и кораблекрушение потерпеть.

Несмотря на "весьма близкие" отношения с девушками, Нивеллен никак не превращается обратно в человека. Вот как пишет об этом господин Сапковский:

 

Я в перерывах бегал к зеркалу, но представь себе, Геральт, посматривал в него с растущим беспокойством. Все меньше я тосковал по тому, менее работоспособному облику. Понимаешь, Геральт, прежде я был дряблый, теперь стал мужик хоть куда. Прежде я беспрестанно болел, кашлял, и из носу у меня текло, теперь ничто меня не берет. А зубы? Ты не поверил бы, какие у меня были испорченные зубы! А теперь? Я могу перегрызть ножку стула. (...)[28]

 

То есть возможность того, что он превратится обратно в человека, вызывает в Нивеллене все большее беспокойство, поскольку в действительности превращаться ему хочется все меньше, потому что теперешняя его форма Нивеллена вполне устраивает, главным образом, по причине отличного здоровья. А вот как передают нам это А. и Л. (т.е. два(!) переводчика из трех):

 

В перерывах я бегал к зеркалу, но, представь себе, Геральт, поглядывал в него с возрастающим беспокойством, потому как я все больше жаждал возврата к прежней, менее работоспособной, что ли, форме. Понимаешь, раньше я был рохлей, теперь стал парнем хоть куда. Раньше все время болел, кашлял и из носа у меня текло, а сейчас меня ничто не брало. А зубы? Ты не поверил бы, какие у меня были испорченные зубы! А теперь? Могу перегрызть ножку от стула. (...)

 

То есть возможность того, что он превратится обратно в человека, вызывает в Нивеллене все большее беспокойство, поскольку в действительности превращаться ему хочется все больше, потому что теперешняя его форма Нивеллена вполне устраивает, главным образом, по причине отличного здоровья. По-видимому, ни одному из них не мешает, что в их переводе в середине реплики говорящий отпровергает то, что говорит в начале и в конце высказывания (получается: боюсь превратиться в человека – потому что хочу превратиться в человека – потому что чудовищем быть лучше).

            Сразу же за этим – обещанный пятый рифL. Видно, беда не приходит однаLJ.

 

- (...) Могу перегрызть ножку от стула. Хочешь, я перегрызу ногу от стула?

- Нет. Не хочу.

- Может, это и к лучшему, – раскрыло пасть чудовище. – Барышень забавляло, когда я начинал рисоваться перед ними, и в доме осталось страшно мало целых стульев.

 

Последнее предложение Нивеллена (Panienki bawiło, jak się popisywałem (...)) у А. звучит:

 

Барышни пугались, когда я начинал рисоваться перед ними, и в доме осталось страшно мало целых стульев.

 

Таким образом, у Сапковского Нивеллен развлекал девушек, а у переводчика – запугивал. В самом деле, что ж это такое – чудовище, и не страшное! Ну куда это годится! Исправить!

"Ты уверен, – спрашивает Геральт, – что в теперешнем своем виде никого не обидел?". И опять в игру вступает схожесть языков: теперешний (obecny) облик у А. становится обычным, т.е. прежним, человеческим (разве что примем, что обычным обликом человека является звериная голова и лапы с когтями).

            В ответ на такое предположение чудовище возмутилось (именно возмутилось (obruszyć się), а не буркнуло (В.)): прибывающие к нему девушки – "в посконных платьицах, с лапками, выщелоченными от стирки, ссутуленные от переноски бадей" – и мечтать не могли о той жизни, которая ждала их у Нивеллена: "А у меня они ходили принцессами, в руки брали исключительно веер, даже не знали, где здесь кухня. Я наряжал их и увешивал безделушками. По первому требованию наколдовывал горячую воду в жестяную ванну, которую папуля похитил еще для мамы в Ассенгарде. Представляешь – жестяная ванна!". К этому красочному противопоставлению Нивеллен добавляет:

 

А что до постели... Зараза, невинность в наши дни встречается реже, чем горный дракон. Ни одной я не принуждал, Геральт.

 

Знаменательно, что последнее предложение напрочь отсутствует у переводчика А.. Не говоря уже о том, что подробность эта крайне существенна, заметим, что в этом переводе мы последовательно получаем совсем иной образ Нивеллена: хрюкающее чудовище, при виде которого бедная девушка бьется в истерике каждые полчаса, и которое имеет привычку дополнительно запугивать ее тем, что перегрызает ножку стула, а теперь, оказывается, могло еще и принуждать ее к ложу... Бррр!!! Мурашки по коже! (От размеров соавторства LLL)

И вот так, по следам грубых ошибок, мы прошли 2/3 рассказа. Но ошибки на этом – увы! – не заканчиваются.

На вопрос Геральта, кто мог "заказать" его смерть, Нивеллен отвечает: "Прохвост, возжелавший остатков содержимого моих подвалов, но не имеющий больше дочек." Вместо не имеющий больше дочек (nie miał więcej córek) мы встретим у В.: дочек ему боги не дали. Прохвост, у которого нет больше дочек, становится прохвостом, к которого нет вообще дочек.

Характеризуя свои отношения с Верееной (по всей вероятности, русалкой), Нивеллен говорит: "Это не очередная купеческая дочь, Геральт, и не очередная попытка поиска доли правды в старых небылицах. Это нечто серьезное. Мы любим друг друга.". К сожалению, перевод слова серьезное (poważne) оказался по силам лишь Л.. В переводе А. это "кое-что поважнее" (т.е. немного более важное[29]), а в переводе В. – "нечто посерьезнее" (т.е. немного более серьезное[30]).

"Русалки избегают людей", – утверждает Нивеллен в тексте В.. У Сапковского же русалки людей не просто избегают – они их боятся (boją się).

            Настоящая катастрофа начинается, когда на следующий день Геральт возвращается к дому Нивеллена. До конца рассказа остается чуть больше трех страниц, переводчики спешат, допускают ошибку за ошибкой. На трех с половиной страницах в общей сложности около двадцати новых "ляпов".

Ножны второго меча Геральта были из кожи ящериц (jaszczurczej), но В. решил, должно быть, что с выделкой кожи ящериц слишком много работы и сделал Геральту ножны из кожи ящера[31].

Подъезжая к усадьбе, Геральт слышит пение. Слов песни он не понимает, не может даже узнать язык, которому они принадлежат (z którego pochodziły). В переводе А. Геральт не может узнать язык, на который слова походят[32].

Потом пение обрывается и ведьмак видит девушку в белом платье. На ее личике было

 

выражение (...) очарования, которое заставляло постоянно слышать пение, хотя маленькие бледные губки были сомкнуты (...).

 

Паранормальное явление у А. становится всего лишь прозрачным намеком:

 

(...) прелести, которая показывала, что песня еще не окончена (...).

 

            "Обычный вампир не вышел бы на солнце"[33], – говорит Геральт и делает вывод, что девушка – это муль/ муля или альп. В переводе Л. вместо не вышел бы (nie wyszedłby) читаем: не выжил бы на солнце. Заметим, что в этом случае в польском тексте должно быть не только nie przeżyłby вместо nie wyszedłby, но и (где?) w słońcu, а не (куда?) na słońce.

            Геральт спрашивает о судьбе Нивеллена:

 

- Что с ним, черноволосая? Ты пела, а значит, пила кровь. Применила последнее средство, то есть тебе не удалось поработить его разум. Я прав?[34]

 

А. путает здесь, всего лишь (кхм!) три слова. Он путает:

-          то есть (czyli) – с или (czy),

-          средство (środek) – с серединой/ сердцевиной (тоже środek[35]),

-          а также два значения слова sięgnąć – обратиться/ прибегнуть и достичь. Опять же, дополнительно подводит незнание польской грамматики: как и в русском языке, слова прибегнуть и достичь управляют разными падежами[36]. Если бы имелось в виду достичь, в польском тексте было бы не po środek_, a  __ środka­.

Все это приводит к тому, что в переводе А. мы читаем:

 

- Что с ним, черноволосая? Ты пела, значит пила кровь. Достигла самой сердцевины или тебе не удалось покорить его разум? Я прав?

 

Как видим, смысл сказанного безнадежно утерянLLL. И потом, что делает вопрос "Я прав?" после предложения с конструкцией "А или Б"? Где здесь логика?!

            Оказывается, что девушка, которую ведьмак принял вначале за русалку, – это вампир, брукса. У А. слово брукса из имени нарицательного (вид вампира, как такса – порода собаки) становится, по-видимому, именем собственным, так как пишется везде с прописной буквы.

Бой ведьмака с бруксой.

 

Волна звука ударила по ведуну, как таран, лишая дыхания, сокрушая ребра, пронзая уши и мозг иглами боли. Отлетая назад, он еще успел скрестить кисти обеих рук в Знаке Гелиотропа. Колдовство в значительной мере уменьшило силу, с которой он врезался спиной в ограду, но и так у него потемнело в глазах, а остаток воздуха вырвался из легких вместе со стоном.

(перевод Л.)

 

Несмотря на то, что волна звука ударила по ведьмаку, как таран (...), ведьмак в переводе В. не отлетел (lecąc do tyłu (…)) назад, а отскочил. В переводе А. ведьмак скрестить кисти рук (как и в случае убегающих слуг Нивеллена) не успел (zdążył), а сумел. А по словам В., колдовство у Геральта получилось слабее, и, вместо того, чтобы в значительной мере (w znacznej mierze) уменьшить силу удара, смягчило ее лишь немного.

            Брукса превращается в огромного черного нетопыря, с длинной узкой пастью и... болотного цвета крыльями/ грязноватыми крыльями/ перепончатыми крыльями. Прав был лишь В.: крылья были перепончатые (błoniaste). Каким образом они превратились в крылья болотного цвета (А.) и крылья грязноватые (Л.) – остается только гадать[37].

Ведьмак наносит удар мечом, но промахивается: клинок не встретил сопротивления (ostrze nie napotkało oporu). Так пишут Л. и В.. А вот у А. сопротивление (opór – мужской род) становится опорой (opora – женский род). Опять же, грамматика: если бы речь шла об опоре, окончание было бы -y (opory), а не -u (oporu). Трудное дело, этот перевод: оказывается, мало иметь словарь под рукой, надо еще и склонение имен существительных знать! LL

На сцене появлятся новое лицо: в дверях усадьбы показался Нивеллен. Вопреки тому, что утверждает В., он из этих дверей вышел пошатываясь (wytoczył się), а не выполз (и не вывалился (Л.)). Тем более, что сразу после этого он покачиваясь, двинулся к фонтану[38] – это что же, ползком?

            Нивеллен выглядит неважно: идет шаткой походкой, неуверенно махая лапами. На воротнике его кафтана пятна крови. Таинственное слово kryza (воротник, жабо) уже раз появилось при описании внешности Нивеллена. Тогда Л. перевел это как воротник, а А. и В. – как жабо. Теперь же своей версии придерживается только Л. – у него это по-прежнему воротник. У В. пятна крови украшают полы, и не кафтана (kaftan) вовсе, а куртки, а А. вообще не пришлось ничего переводить – предложение "Воротник его кафтана был запятнан кровью." (Kryzę kaftana plamiła krew.) у него полностью отсутствует – от греха подальше.

            Очередной крик бруксы сбивает ведьмака с ног. Он рухнул навзничь и заскользил на спине по гравию аллейки (Runął na wznak, poszorował po żwirze alejki). Вроде ничего сложного: человека опрокинуло и потащило по земле – эффект взрывной волны или ураганного ветра. Но у А. Геральт не заскользил (poszorował), а покатился.

Вампирка несется на Геральта, несется легко, как бабочка, едва касаясь земли. Но в переводе А. она несется не как бабочка/ мотылек (польское motyl), а как... мотыльJ (личинка комара-дергуна, живущая в иле). Аууу! может кто-нибудь видел летающую личинку комара?

Нивеллен пытается вступить в бой, в руках у него трехметровая жердь, которой он пронзает бруксу. И тут читателей ждет очередной "гвоздь программы": Нивеллен держит жердь двумя руками, а ее конец блокирует... под пахом (А.). Позиция крайне неудобная не только с мужской точки зрения[39]. Неужели так у Сапковского? Ну что вы, у Сапковского, как и у Л. и В., Нивеллен зажал жердь под мышкой (pod pachą). Pacha (подмышка) и pachwina (пах), сжимать жердь pod pachą и сжимать жердь pod pachwiną – слова похожи как две капли воды, "неудивительно", что переводчик их перепутал! L

            Интересно, с какой стати ведьмак после всего этого приказывает Нивеллену? А именно так – приказал – переводчик А. передает польское слово powiedział (сказал).

Новообретенное человеческое лицо Нивеллена отнюдь не отличалось белизной кожи (мужчина с белой кожей – (В.)) – кожа была попросту бледной (blada cera).

В конце рассказа Геральт объясняет Нивеллену, что уже много лет маги и ученые ломают себе головы над феноменом огромной силы, которой обладают любовь и кровь. Наука такими вещами не занимается! – считает А.. У него головы ломают не маги и ученые (uczeni), а маги и их ученики.

 

 

Пустяки, дело житейское!

 

Ошибок помельче в переводах хоть пруд пруди. Вот только некоторые:

Птицы, которых заметил ведьмак, описывали не правильные (В.), а медленные (wolne) круги.

У Сапковского меч ведьмака висит на ремне, наискось пересекающем грудь (pas[40], na ukos przecinający pierś). У Л. меч висит на охватывающем грудь поясе. (Представьте себе эту конструкцию!J)

Геральт укорачивает ремень на две дырки, а Л. – еще на две дырки, что означало бы, что ремень уже был укорочен. Рукоять меча, которая выглянула (wyjrzałа) из-за правого плеча в результате этого действия, у А. выглядывала, то есть еще до того, как ведьмак укоротил ремень.

О мужчине, труп которого нашел Геральт, А. говорит, что он умер, совершенно игнорируя факт, что польское zginąć однозначно указывает на внезапный, насильственный характер смерти (погиб). Ту же ошибку позже повторяет переводчик Л..

У погибшей женщины на платье была приколота роза удивительного цвета. Лепестки розы темно-голубые, почти синие. С цветом возникли проблемы. Дело в том, что спектр синего цвета в польском языке выглядит несколько иначе: для русского понятия голубой по-польски существуют два слова, и поэтому все цвета несколько "смещаются":

błękitny                        = светло-голубой

niebieski                      = голубой

ciemnoniebieski        = темно-голубой, светло-синий

granatowy                  = синий, насыщенный синий

ciemnogranatowy       = темно-синий

Поэтому ciemnoniebieskie, prawie granatowe никак нельзя перевести как темно-синие, почти фиолетовые (А.), да и темно-голубые, почти темно-синие (Л.) неточно, так как в оригинале использованы два граничащих с собой оттенка, а в русском языке между темно-голубым и темно-синим находится еще синий.

Прикрывающую бок лошади попону ведьмак отвернул (odwinął), а не отодвинул (А.).

Убегая, встреченная Геральтом девушка промчалась между кустов орешника/ лещины (leszczyna), а не можжевельника (В.)

Колотушка на воротах была не из бронзы (Л.), а  из латуни (mosiężna), дорожка, по которой ведьмак идет к особняку, посыпана не щебенкой (В.), а гравием (żwir), а куст роз рос не на древней клумбе (В.), а на чем-то, что очень давно было клумбой/ что некогда было клумбой (na czymś, co bardzo dawno temu było klombem).

Чудовище на Геральта не перло (В.), а неслось (pędził [potwór]). Не обсуждая здесь стилистических особенностей слова переть, необходимо заметить, что у него нет значения очень быстро двигаться, перемещаться.

            Показывая ведьмаку дорогу, чудовище то и дело повторяет: "Сюда, пожалуйста" (tędy proszę). Как обычно, польский язык сыграл плохую шутку с А., который переводит сюда, пожалуйста, как туда, прошу[41].

Крылья находящихся среди охотничьих трофеев орлов и ястребов были не сломанные (А.), а обтрепанные (postrzępione), а восковую печать с глиняного кувшина в ивовой оплетке Нивеллен сорвал не клыками (В.), а зубами (zębami) (оно и понятно, ведь и вытянуть пробку, и сорвать с горлышка печать сподручнее зубами, чем парой клыков).

Когда чудовище рявкнуло, со стены – пишет В. – посыпался дикий виноград. Только вот в польском тексте этот дикий виноград не посыпался со стены, а оборвался/ сорвался (dzikie wino oberwało się z muru), а если учесть, что dzikie wino – это и гроздья дикого винограда, и сама лоза, то картинка получается несколько иная: от крика оборвалась/ сорвалась лоза, оплетающая стену, а не посыпались ягоды.

Что касается прибывавших к Нивеллену девушек, то их посконные[42] (zgrzebne) платья у переводчиков поношенные (А.) и даже дранные (В.). По мнению (А.), выщелочить руки может каждая работа, а именно так он переводит слово стирка (pranie).

В реплике Нивеллена: "Ты не ответил на мой вопрос. Хотя... Пожалуй, ответил." слово хотя (chociaż) у В. безо всяких на то оснований заменяется словом хорошо.

            И, поверьте, брукса не ревела. Она кричала, выла, вопила, но не ревела. В целом у Сапковского брукса исторгает звуки на пару октав выше, чем у В..

Платье несущейся на Геральта бруксы хлопает (furkocze), как каждая ткань под напором воздуха. Но у В. платье шуршит (хлопать оно, конечно, не может, раз еще в начале рассказа превратилось из ниспадающего до земли в облегающее).

Когда брукса завопила в очередной раз, сила удара бросила ведьмака на колени (na klęczki). Переводчику В. этого показалось мало – у него Геральт упал на четвереньки.

Продолжать можно довольно долго:

 

ОРИГИНАЛ	ПЕРЕВОД	ПЕРЕВОДЧИК
рядом с ...	кроме ....	(В.)
Повесить возле ...	повесить на ...	(В.)
Ловко	мягко	(А.)
плавно	осторожно	(А.)
машинально	привычно	(А.)
солидный	массивный	(В.)
возле	вдоль	(В.)
закрыть	захлопнуть	(В.)
закрывать двери	запирать двери	(В.)
слышал, как говорили	слышал, будто говорили	(А.)
вложить в рот	запихать в рот	(В.)
кто сюда попадал	кто сюда добирался	(Л.)
пощадить	простить	(В.)
огорчение	оцепенение	(А.)
собираться	ухитриться	(В.)
весьма хорошенькая	крайне хорошенькая	(В.)
пригожий	сносный	(Л.)
обидеть	доставить хлопоты	(А.)
с самого начала	давно	(В.)
истязаемая	умирающая в мучениях	(А.)
стрела	снаряд	(Л.)
арбалет	метательная машина	(Л.)
во рту	на губах	(Л.)
плавно	медленно	(Л.)/(В.)
более метра	почти метр	(В.)
упор	движение	(В.)

и так далее...

 

 

Из песни слово... выкинешь?

Очередным “грехом” переводчиков является чрезвычайно частое купирование текста. Нередко это не только лишает нас живописных подробностей (От страха удар хватил даже тетушкиного попугая), но и изменяет смысл сказанного (А что до постели... (...). Ни одной я не принуждал, Геральт). Вот лишь несколько примеров:

"(...) склоны яра были пологими, а дно сухое, без терновника и гниющих стволов.", – пишет Сапковский. У переводчика Л. это склоны оврага были "без кустов терна, без гниющих стволов" (Однако склоны оврага были пологими, без кустов терна, без гниющих стволов.), потому что слова а дно сухое у него просто-напросто отсутствуют.

В переводе А. двор Нивеллена описывается так:

 

Геральт перебросил поводья Плотки через столбик возле ворот и медленно пошел в сторону особняка по гравийной аллейке, ведущей мимо бассейна небольшого фонтана, на причудливом цоколе которого напрягся и выгнул вверх обитый хвост дельфин, высеченный из белого камня.

 

Оригинальный текст богаче, однако, на несколько подробностей: цоколь с дельфином находится посередине фонтана, а сам бассейн фонтана низкий, полный листьев и мусора. Этакие несущественные штришки. Переводчик, по-видимому, решил, что текст только выиграет от их отсутствия.

То же небрежное отношение к тексту у Л.: "Человекообразность, однако, доходила не выше грязноватого воротника кафтана – ибо над ним возвышалась огромная косматая, как у медведя, голова с огромными ушами, парой диких глазищ и ужасной пастью, полной кривых клыков, в которой как пламя метался красный язык." – отсутствуют выделенные слова.

 

"Будь любезен, опусти железо", – говорит чудовище и буквально через три реплики повторяет: "Спрячь железо, говорю".

 

Говорю свидетельствует, что мы слышим повторение просьбы. Выбросим из текста первую реплику, как это сделал А., и вторая реплика отсылает нас в никуда.

Наколдовав еду, чудовище в переводе Л. говорит:

 

Угощайся, гость. Вот пулярка, вот ветчина из кабана, вот паштет из... не знаю, из чего. Я перепутал заклинания. Ешь, ешь. Это добротная, настоящая еда, не бойся.

 

Если сравним это с тем, что написал господин Сапковский, то увидим, что у переводчика не хватает целых три предложения! А именно:

 

Угощайся, гость. Вот пулярка, вот ветчина из кабана, вот паштет из... не знаю, из чего. Из чего-то. Здесь у нас рябчики. Нет, зараза, это куропатки. Я перепутал заклинания. Ешь, ешь. Это добротная, настоящая еда, не бойся.

 

Предложение "Из чего-то" отсутствует также у В.. Без комментариев.

А теперь прекрасный пример того, как пропуск двух слов может оставить в тексте зияющую дыру. Геральт во дворе, Нивеллен его провожает. Лошадь ведьмака рада тому, что Нивеллен ее гладит. А теперь фрагмент из перевода Л.:

 

- Любят меня животные, – похвалилось чудище. – И я их тоже люблю. Моя кошка, Обжорна, хоть сначала и убежала, потом вернулась ко мне. Долгое время это было единственное живое существо, сопутствовавшее мне в моей горькой участи.

Он замолчал и искривил пасть. Геральт усмехнулся.

- Она тоже любит кошек?

- Птиц, – оскалил зубы Нивеллен. – Выдал я себя, зараза. Да ладно! (...).

 

Спрашивается, чем же он себя выдал? (И что, собственно, выдал?) Из данного перевода это никоим образом не следует. А не следует потому, что пропущен фрагмент оригинала:

 

- Любят меня животные, – похвалилось чудище. – И я их тоже люблю. Моя кошка, Обжорна, хоть сначала и убежала, потом вернулась ко мне. Долгое время это было единственное живое существо, сопутствовавшее мне в моей горькой участи. Вереена тоже...

Он замолчал и искривил пасть. Геральт усмехнулся.

- Она тоже любит кошек?

- Птиц, – оскалил зубы Нивеллен. – Выдал я себя, зараза. (...)

 

Теперь все становится на свои места, не правда ли?

Описание Вереены – ее внешнего вида и особенностей поведения – А. сократил на 1/5. У него в словах Нивеллена: "Худощавая. Черная. Говорит редко, на языке, которого я не знаю. Не ест человеческой пищи. По целым дням пропадает в лесу, потом возвращается." отсутствует предложение "Не ест человеческой пищи." (Nie je ludzkiego jadła), элемент, как вскоре увидим, довольно значительный.

Дальше в тексте опять таинственным образом пропадают два предложения.

 

- Ты так сильно походишь на русалку, – продолжал спокойно ведьмак, – что обманешь любого. Тем более что ты редкая пташка, черноволосая.

 

- здесь А., по-видимому, решил, что текст будет выглядеть лучше без второго предложения. А Л. избавился от фрагмента авторского текста абзацем ниже:

 

- (...) Воистину, ты и Нивеллен. Прекрасная вышла бы из вас пара, чудовище и вампирка, властители лесного замка. Подчинили бы вмиг всю округу. Ты, вечно жаждущая крови, и он, твой защитник, убийца по зову, слепое орудие.

 

(Отсутствует выделенное предложение.)

Что касается остальных пропусков, то "выпадают", главным образом, однородные члены предложения или одно из определений. Важны ли отсутствующие фрагменты и обеднеет ли текст от их отсутствия, судите сами (пропущенные слова подчеркнуты):

 

·         Птицы, (…) раскричались дико, пронзительно, хрипло. (В.)

·         (…) второй меч, с блестящей узорчатой гардой и черной рифленой рукоятью. (Л.)

·         Плотвичка фыркнула, мышцы у нее на шее задергались, задрожали под кожей. (В.)

·         Ведя Плотву за уздечку, пошел дальше, медленно, вдоль забора, (...). (В.)

·         Дверь особняка – а одновременно и все ставни – с треском открылась. Геральт резко поднял голову. По дорожке, хрустя гравием, прямо на него неслось чудовище. (Л.)

·         Сегодня явно день открытия великих жутких тайн. (Л.,В.)

·         У рыцаря (...) был тощий конь и заржавевшая кираса. (А.,Л.)

·          (…) пения, (…) разливающегося по жилам волной тошнотворного, обессиливающего страха. (А.)

·         Из-за белых губ сверкнули белые, острые клыки. (В.)

·         (…) огромный черный нетопырь, раскрывая длинную узкую пасть, (...). (Л.)

·         (…) пасть уже размывалась, изменялась, исчезала (…). (А.)

·         Нетопырь (...) снова атаковал, раскрыв зубастую пасть безглазой морды. (А.,Л.)

·         (…) слова (...) звучали у него в мозгу, взрываясь, глухо звеня, словно из-под воды. (В.)

·         Он ударил уверенно, как сотни раз перед этим, серединой клинка, (…). (Л.)

 

 

Хранить деньги в трехлитровом банке

Если взглянем на ошибки (кроме уже указанных), источником которых были проблемы с грамматикой, то увидим, что из грамматических категорий наиболее "скользкими" оказались число существительных и вид глаголов.

"Если бы здесь были болота..." (gdyby tu były bagna), – говорит ведьмак, пытаясь угадать убийцу. Если бы здесь было болото – пишет В., заменяя множественное число единственным, и вместо гипотетической болотистой местности из слов ведьмака мы получаем одно конкретное болото.

"Хоть это и не вурдалак/ оборотень, не будем рисковать", – говорит ведьмак. У В. вместо одного оборотня появляется несколько: хоть это и явно не оборотни (...).

Геральт успокоил испуганную лошадь Знаком и заклинанием, одним (zaklęcie) у автора и как минимум двумя (заклинания) в переводе В..

Если бы не меч, Геральт – по словам Нивеллена – оказался бы за воротами со следом (...) каблука на заднице. Так в польском тексте (ze śladem mojego obcasa na rzyci). А в переводе Л. читаем: со следами (...) каблуков. Таким образом, в польском тексте Нивеллен собираелся пнуть ведьмака раз, а у Л. – несколько раз.

Среди трофеев на стене зала висела не одна голова рыси (оскаленные морды кабанов, медведей и рыси – (Л.)), а головы рысей (wyszczerzone łby dzików, niedźwiedzi i rysi). Подвела идентичность форм родительного падежа единственного и множественного числа[43].

            В пасти Нивеллен ковыряется когтем (dłubiąc pazurem w kąciku paszczy), а не всеми когтями сразу (ковыряя когтями в уголке пасти – (Л.)).

            Купец срезал с куста розы (jakiś grubas ścina róże z krzewu ciotuni), а не розу (какой-то толстяк срезает розу с тетушкиного куста – (Л.)).

            Нивеллен вспомнил сказки (przypomniałem sobie bajki, które opowiadała mi niegdyś Lenka), а не одну конкретную сказку (и вспомнил я сказку, которую когда-то рассказывала Леника – (В)). Тем более, что далее следует множественное число: если там красивые девушки превращают лягушек в королевичей.

            Когда Нивеллен спрашивает Геральта о причине его визита, то говорит: "Ты приехал сюда по следам кого-то из купцов, которые были тут в последнее время. Что-то случилось с кем-то из них?" (Przyjechałeś tu śladem jednego z kupców, którzy tu ostatnio byli. Coś się któremuś stało?), а не "Ты приехал следом за купцом, который тут недавно побывал. С ним что-то случилось?" (А., В.). То есть имеет в виду одного из купцов, а не конкретного, последнего купца.

И так далее.

Сложные предложения тоже создают проблемы: Существо, прилепившееся к хребту дельфина, поворачивало вслед за ним миниатюрное личико, на котором читалась невыразимая тоска, полная такого очарования, что оно заставляло его постоянно слышать пение, хотя маленькие бледные губы не шевелились. (перевод В.). Все бы ничего, но в оригинале это не тоска, полная очарования, а лицо, полное очарования[44] (сравните в переводе Л.: Существо, приклеившееся к спине дельфина, поворачивало вслед ему маленькое личико с выражением неописуемой грусти, полное очарования, создающего впечатление, что все еще слышна песнь, - хотя маленькие бледные губки были стиснуты и из них не исходило ни малейшего звука.)..

Еще одна любопытная подробность: по ходу предварительного обмена любезностями с ведьмаком чудовище чешет ухо (podrapał się w ucho), а не в ухе (А.). Подводит грамматика (в ухе было бы (w uchu)) и незнание узуса польского языка: podrapać się w rękę значит почесать руку, а podrapać się w głowę – почесать голову и т.д.

Если в оригинале лошадь фыркала (prychała niespokojnie), значит, сделала это больше раза. Увы, А. и В. ограничивают "свободу слова" лошади до однократного фырканья: беспокойно фыркнула.

            Наколдовывая еду, Нивеллен с минуту что-то бормотал (przez chwilę coś mamrotał), а не коротко пробормотал (А.).

            Жрица наплевала (napluła (...) w gębę), а не плюнула (раз) ему в лицо, а свое проклятье она проорала (wywrzeszczała), а не выкрикнула (все это в переводе В.).

И некоторые другие примеры:

 

оригинал	перевод	автор перевода
Геральт медленно приблизился	Геральт медленно приближался	(В.)
Тебя привлек Нивеллен	Притягивает тебя Нивеллен	(А.)
Нетопырь замахал крыльями	Нетопырь взмахнул крыльями	(Л.)

 

Встречаются в текстах переводов полонизмы:

 

·         они ехали через вересковые заросли бок в бок (А.) (jechali przez wrzosowisko, bok w bok)

·         Красные черепицы конусообразной крыши башни (А., В.) (czerwone dachówki stożkowatego dachu wieży)

·         кто ты, в таком разе? (А., В.) (kim w takim razie jesteś?)

·         ведьмаки зарабатывают себе на жизнь интересным/ любопытным способом (А., Л.) (w ciekawy sposób),

 

а также другие "шероховатости"J:

 

·         Склон, поросший орешником, перекрытый иссохшими ветками, усеянный ковром желтых листьев, был довольно крут. (В.) (Может ли ковер усеивать какую-либо поверхность?)

·        Медальон, подвешенный на серебряной цепочке, ритмично покачивался в такт лошадиной поступи, как ртуть поблескивала в солнечных лучах. (Л). (медальон поблескивала)

·         Посреди бассейна на причудливом цоколе пружинился и загибался вверх выщербленный хвост дельфина, высеченного из белого камня. (Л.) (почти как у Льюиса Кэрролла: улыбка без котаJ)

·         Чудище оглянулось, откашлялось, размашисто подтянуло широкие штаны. (...) Он поднял косматую лапу. (...) – Приглашаю, – повторил он. (по-польски чудовище/ чудище (potwór) – это слово мужского рода[45], а по-русски – среднего. Переводчики А. и В. машинально повторили за польским текстом мужской род.)

·         И тут же почувствовал, как по шее, щекоча, приподнимая волосы, присасывается и ползет какое-то невидимое мягкое существо. (В.) ("по шее ползет" – понимаю, но "по шее присасывается и ползет" – увольте)

·         Использовал, что под руку попадалось, но вдруг сделался очень сильным. (А.) (нет причин для противопоставления, сравните в других переводах: Я хватал все, что попадало под руку, вдруг сделавшись очень сильным./ Хватал все, что только под руку попадало, и вдруг стал страшно сильным.)

·         Любовь и кровь. У обоих могучая сила. (Л.) (интересно, с каких это пор  слова "любовь" и "кровь" – мужского рода?)

 

И не нужно прибегать к помощи словаря, чтобы знать, что у всадника в руках могут быть поводья, но никак не вожжи (Л.) .

Вспомнив сказки, которые ему рассказывала няня, Нивеллен подумал, что там красивые девушки якобы превращают лягушек в королевичей или наоборот. Выражение или наоборот (czy też odwrotnie) у А. заменено на а также и обратно, что не только несколько менее вразумительно, но и значительно меняет смысл высказывания[46].

 

 

Други контра кореша

 

Отдельной проблемой является стилизация в текстах переводов, а, скорее, некоторое стилистическое несоответствие между текстом оригинала и текстами переводов.

Сначала несколько общих примеров:

Нивеллен говорит о том, что его нынешний облик его полностью удовлетворяет:

 

- (...) и никаких перемен не надо.

- Никаких, Нивеллен?

- А чтоб ты знал. Я ведь тебе говорил – лошадиное здоровье, связанное с этим внешним видом, это раз. (...)

 

Предложение A żebyś wiedział  (Представь себе/ А чтоб ты знал) у переводчика А. превращается в мечтательное: ах, если бы ты знал. Не хватает только восклицательного знака или троеточия.

Следующий фрагмент диалога: вместо Нивеллена, который формулирует свои мысли решительно и прямо задает вопросы, мы, при помощи переводчика В., получаем Нивеллена неуверенного, мямлящего, боящегося ответа на заданный вопрос. Сравните:

 

- Все же тебя это интересует? Ты же говорил, что хорошо так, как есть.

- Как есть – да. Но не так, как может быть. Я опасаюсь...

- Чего опасаешься?

Чудище остановилось на пороге помещения, обернулось.

- (...) Слушай: с определенных пор мне снятся скверные сны. Возможно, "безобразные" было бы более подходящим словом. Обоснованы ли мои опасения? Коротко, пожалуйста.

 

и

 

- Так это тебя все-таки интересует? Ты же сказал, будто тебе сейчас хорошо.

- Сейчас, да. А потом... Боюсь...

- Чего?

Уродец остановился в дверях комнаты, обернулся.

- (...) Слушай, меня уже некоторое время... Ну, я вижу дурные сны. Может, точнее было бы сказать "чудовищные". Как думаешь, только коротко, я напрасно чего-то боюсь?

 

            На ведьмака летит брукса: черно-белая, растрепанная, страшная. Как говорил ШтирлицJ, запоминается последняя фраза, и, изменяя порядок слов в предложении (теперь это белая, страшная, растрепанная брукса), переводчик В. превращает бруксу страшную в бруксу растрепанную.

            Геральт от крика бруксы был ошеломлен, причем так, как может быть ошеломлен человек, получивший дубинкой по голове. Поэтому перевод, в котором Геральт был выбит из колеи (В.), кажется не совсем удачным.

Говоря о своих отце и дедушке, Нивеллен последовательно употребляет ту же уменьшительно-ласкательную форму: папуля и дедуля. В том же стиле выдержал высказывания Нивеллена только Л., у остальных кроме папуля и дедуля появляются такие формы, как: дедушка (А.), папочка (В.), папаня (А.) и даже имеющее совершенно другую стилистическую окраску слово папаша (А.).

Иногда в тексте совершенно неожиданно появляются проблески иного стиля. Сравните:

 

·         Из них делают чудовищ, которые должны убивать других чудовищ. à Из них делают чудовищ, задача которых уничтожать других чудовищ. (В.)

·         Факт. Их [чудищ] немало, – оскалил клыки Нивеллен. – Одно из них как раз сидит перед тобой и размышляет, хорошо ли оно сделало, пригласив тебя. à Факт, их немало, – ощерился Нивеллен. – Представитель оных как раз сидит перед тобой и раздумывает, правильно ли поступил, пригласив тебя. (В.)

·         А говорят, что в сказках людская мудрость! à А говорят, что в сказках содержится народная мудрость! (Л.)

·         Похоже, ты уверен, что в теперешнем своем виде никого не обидел. à Ты, кажется, уверен, что в настоящем своем виде (...) (Л.)

 

Однако гораздо чаще в переводах появляется дополнительная (дополнительная по отношению к тексту оригинала) стилизация на просторечие:

 

живот – брюхо (А.)

гость – гостюшка (В.)

съешь – отведай (В.)

лет – годков (В.)

 

Пальма первенства в стилизации нормального литературного языка на просторечие, а также в последовательном снижении стиля (и по количеству других стилистических приемов) по праву принадлежит переводчику В.. Несколько примеров:

 

·         Почему они ехали здесь, а не по дороге, неизвестно. à Ну а почему ехали здесь, а не по тракту – вопрос. 

·         "что-то", не оставившее следов, à та погань, что не оставила следов,

·         Надо проверить, почему оружейник и женщина ехали через бор, а не по дороге. à Надо посмотреть, чего ради оружейник и женщина ехали лесом, а не по тракту.

·         Если мы будем равнодушно проезжать мимо таких происшествий (..)à Если будем спокойно проезжать мимо таких штучек, (...)

·         Неслось чудовище à перло чудовище

·         Создание было одето à создание было выряжено

·         Может, до тебя не дошло à Может, еще не усек

·         хочется поболтать à приспичило поболтать

·         ограбить à грабануть

·         безумствуя à психуя

·         болтовня à брехня

·         купец à торгаш

·         зверь à зверюга

·         меня ничего не брало à никакая холера меня не брала

·         не помнили себя от радости à чуть не обмочились от радости

·         обругать тебя сейчас последними словами à покрыть тебя не самыми приличными словами

·         морда à мордасы

·         пить à насосаться

·         Слушаю тебя. à Ну?

 

Особый случай – перевод ругательств. Нивеллен ругается часто, но монотонно. Переводчик В. решил исправить эту "ошибку" Сапковского[47]: слово зараза, звучащее в тексте более десяти раз, им переводится:

 

·         ишь ты,

·         ладно,

·         черт побери,

·         ядрена вошь,

·         хрен,

·         черт,

·         дьявольщина,

·         язви его/ ее. 

 

Вот уж, воистину, велик и могуч русский язык!

 

 

Задание повышенной сложности

 

Начнем с названия. У Сапковского это "Ziarno prawdy", словосочетание, в польском языке отсылающее нас к пословице "W każdej bajce jest ziarno prawdy". Поэтому, хотя словари дают перевод крупица истины, более правильным кажется перевод доля правды, отсылающий, соответственно, к существующей в русском языке пословице "В каждой сказке есть доля правды". Данное словосочетание повторяется в тексте трехкратно, каждый раз возвращая нас к смыслу этой народной мудрости, причем в последних строках рассказа оно выражает саму соль произведения. Как поступают с этим выражением переводчики? Заглавие переведено:

·         Крупица истины (А.)

·         Зерно истины (Л.)

·         Крупица истины (В.)

Далее в тексте то же словосочетание переводится следующим образом:

·         зерно правды (А.) 

·         доля правды (Л.) 

·         крупица истины (В.)

Таким образом, у переводчиков А. и Л. нарушена связь между содержанием произведения и его заглавием. О том, что эта связь не только существует, но и важна, свидетельствует факт, что в данном рассказе многократно (около 20 раз) встречаются фрагменты текста, в которых отдельные выражения "перекликаются" с ранее использованными[48].

Игра слов – всегда вызов переводчику. Наши справляются с ней с переменным успехом. Кроме упомянутых уже повторений стоит обратить внимание на следующие фрагменты:

 

- Zabłądziłem – skłamał wiedźmin.

- Zabłądziłeś – powtórzył potwór, wykrzywiając paszczę w groźnym grymasie. – No to się wybłądź. Za bramę, znaczy się. Nastaw lewe ucho ku słońcu i tak trzymaj, a wnet wrócisz na trakt. No, na co czekasz?

 

Zabłądzić значит заблудиться. Слова wybłądzić в польском языке нет, это неологизм, созданный по принципу пары: забежать – выбежать, зайти – выйти. Какое решение находят здесь переводчики?

 

- Заблудился, – солгал ведьмак.

- Заблудился, – повторило чудище, искривляя пасть в грозной гримасе. – Ну, тогда найди дорогу. За воротами, значит. Поверни левое ухо к солнцу, так держись, и скоро вернешься на тракт. Ну, чего ждешь?

(перевод А., игра слов отсутствует)

 

- Заблудился, – соврал ведун.

- Заблудился, – повторило чудище, скорчив грозную гримасу. – Ну так выблудись. За ворота, значит. Наставь левое ухо на солнышко и так и держи – и сразу вернешься на дорогу. Ну, чего ждешь?

(перевод Л.)

 

- Заплутал, – солгал ведьмак.

- Заплутал, – повторило чудище, грозно скривив пасть. – Ну, так выплутывайся. За ворота, стало быть. Обороти левое ухо к солнцу и так и держись – попадешь на тракт. Ну, чего ждешь?

(перевод В., впечатление несколько портит то, что глаголы имеют разный вид: заплутать – сов.в., а выплутываться – несов.в.)

 

Фрагмент второй. Нивеллен смотрит на медальон Геральта и произносит:

 

Nieładny wyraz twarzy ma to zwierzę.

 

Любопытным штрихом этого высказывания является то, что Нивеллен, человек с похожей на звериную головой, говоря о морде зверя, употребляет выражение twarz – лицо. Заметил это лишь переводчик В.. Сравните:

 

- Нехорошее выражение на морде у этого зверя.

(Перевод А.)

 

- Нехорошее выражение у этого зверя.

(Перевод Л.)

 

- У этого животного неприятное выражение... лица.

(Перевод В.)

 

Следующий фрагмент, на который стоит обратить внимание, был – положа руку на сердце – непростым для перевода[49]. Нивеллен отказывается от предложения Геральта снять порчу. 

 

- Zatkało cię, co? [спрашивает чудовище]

- Zatkało – признался Геральт.

- Wiedziałem, że cię zatka.

 

Слово zatkać – значит заткнуть, заложить (напр. нос); опешить. Здесь, безусловно, это второе значение: опешить. Таким образом, слово zatkać выступает как фразема[50], и, как таковая, не может быть переведена буквально[51]. Посмотрим, как справились с этим переводчики:

Перевод А.:

 

- Не ожидал, а?

- Не ожидал, – признался Геральт.

- Я знал, что ты удивишься.

 

(по-моему, идеальная передача смысла фраземы, но конструкция диалога сохранена не полностью).

Перевод Л.:

 

- Ты что, онемел, а?

- Онемел, – признался Геральт

- Я знал, что ты онемеешь.

 

(полное сохранение конструкции).

Перевод В.:

 

- Ну что, растерялся?

- Верно, – признался ведьмак.

- Я знал, что растеряешься.

 

(частичное сохранение конструкции).

У ворот дома Нивелена появляется первый купец с дочкой. Вот как описывает это автор словами своего героя:

 

(...) не прошло и двух месяцев, как прибыл сюда другой купец. Прихватил большой мешок. И дочку. Тоже не малую[52].

(Перевод В.)

 

В переводе А. мы читаем:

 

(…) недурной мешок. И дочку. Тоже недурную.

 

Игра слов есть? Есть. Федот, да не тот, поскольку недурной в русском языке значит а) довольно хороший, неплохой и б) имеющий довольно привлекательную внешность, довольно красивый. Никакого указания на "габариты" купецкой дочки, присутствующего в оригинале, в переводе нет. Но уже в переводе Л. дело обстоит лучшеJ:

 

(...) порядочная сумка. И дочь. Тоже порядочная[53].

 

Последний фрагмент. Геральт отрубает голову бруксы:

 

Geralt skoczył. Skoczył jak bezwolna, zwolniona sprężyna. Każdy ruch, każdy krok, jaki należało teraz wykonać, był jego naturą, był wyuczony, nieunikniony, automatyczny i śmiertelnie pewny. Trzy szybkie kroki. Trzeci, jak setki takich kroków przedtem, kończy się na lewą nogę mocnym, zdecydowanym stąpnięciem. Skręt tułowia, ostre, zamaszyste cięcie. Zobaczył jej oczy. Nic już nie mogło się zmienić. Usłyszał głos. Nic. Krzyknął, by zagłuszyć słowo, które powtarzała. Nic nie mogło. Ciął.

 

Легко заметить, что предложения Nic. и Nic nie mogło. представляют собой фрагменты предложения выше: Nic już nie mogło się zmienić., что создает этакий эффект эха. Как это выглядит в переводах?

 

Геральт прыгнул. Прыгнул как освобожденная пружина. Каждое движение, каждый шаг, который сейчас нужно было сделать, был его сутью, был заученным, неизбежным, автоматическим и смертельно выверенным. Три быстрых шага. Третий, как сотни таких же шагов до этого, закончился крепким, решительным упором на левую ногу. Поворот туловища, широкий замах. Увидел ее глаза. Ничего уже нельзя было изменить. Услышал голос. Ничего. Крикнул, чтобы заглушить слово, которое она повторяла. Ничего уже нельзя. Удар.

(Перевод А.)

 

Геральт прыгнул. Прыгнул, как безвольная замедленная пружина. Каждое движение, каждый шаг, который надлежало сделать, был его естеством, был отработан, неотвратим, автоматичен и смертельно выверен. Три быстрых шага. Третий, как сотни таких же шагов прежде, заканчивается на левую ногу, крепким решительным упором. Поворот туловища, сильный, размашистый удар. Он увидел ее глаза. Ничто уже не могло измениться. Ничто. Он крикнул, чтобы заглушить слово, которое она повторяла. Ничто не могло. Он рубил.

(Перевод Л.)

 

Геральт прыгнул. Прыгнул, как высвобожденная пружина. Каждое движение, каждый шаг, которые следовало теперь сделать, были его натурой, были заучены, неотвратимы, автоматичны и смертельно верны. Три быстрых шага. Третий, как сотни подобных шагов до того, кончился на левой ноге могучим, решительным движением. Поворот туловища, резкий, с размаху удар. Он увидел ее глаза. Ничто уже не могло измениться. Услышал ее голос. Впустую. Он крикнул, чтоб заглушить слово, которое она повторяла. Напрасно. Он рубанул.

(Перевод В.)

 

 

Ложка меда

 

"Правильная критика должна быть, как бутерброд: похвала – критика – похвала.",  слышала я когда-то. На две похвалы материала, к сожалению, не набралось, но чтоб закончить положительным акцентом, приведу примеры – как мне кажется – удачных переводческих решений (для контраста – рядом – менее удачный перевод).

 

 

+	-
Птицы кружили, описывая медленные, плавные круги, потом круто снижались и тут же опять взмывали вверх, забив крыльями.[54] (А.)	Птицы парили, выписывая правильные, спокойные круги, потом резко падали и тут же взмывали, трепеща крыльями. (В.)
Молодые деревца и кусты можжевельника переплелись листьями с плющом и диким виноградом, уцепившимся за каменную стену.[55] (А.)	Листья молодых деревьев и кустов можжевельника смешивались с листьями плюща и дикого винограда, цепляющимися за каменную ограду. (Л.)
Он обернулся медленно и плавно.[56] (Л.)	Он медленно, стараясь не делать резких движений, обернулся. (В.)
(...) существо исторгло из себя нечто среднее между визгом вепря и ревом оленя-самца.[57] (Л.)	(...) чудовище издало звук, являющийся чем-то средним между визгом вепря и рыком самца оленя. (А.)
Лошадь пить хочет. Да и я тоже. Если тебе это не в тягость.[58] (В.)	Лошадь пить хочет. Да и я тоже, если тебе это не особенно мешает. (А.)
Надобно признать, ты умеешь отвечать на вопросы, не разбрасываясь словами.[59] (В.)	Нужно признать, что ты умеешь отвечать на вопрос, не используя много слов. (А.)
Видишь ли, Геральт, запаниковал я, нашло на меня что-то, помню все как в тумане.[60] (А.)	Видишь ли, Геральт, я впал в панику, со мной случился какой-то припадок, помню все как сквозь туман. (Л.)
А еще говорят, мол, в сказках – народная мудрость! Хрен цена такой мудрости, Геральт![61] (В.)	А говорят, что в сказках людская мудрость! Говна стоит такая мудрость, Геральт. (А.)
(...) мужчина поднял голову, осмотрелся невидящим взглядом.[62] (В.)	(...) мужчина поднял голову и осмотрелся вокруг. Взгляд у него был безумный. (Л.)

 

Получается, что не боги горшки обжигают. Значит, можно все-таки сделать точный и красивый перевод! Было бы желание...

 

 

P.S. Сомнения злобного критика

 

 

Что делать со словом krasnolud? Факт, у Сапковского существуют и krasnolud'ы (dwarf), и gnom'ы (gnom). Но если со словом gnom проблем, кажется, не возникает, то как перевести слово krasnolud / dwarf – карлик?

Медальон Геральта представлял собой ощерившуюся (wyszczerzona) волчью пасть, а у Л. пасть эта не ощерившаяся, а выщербленная. На первый взгляд – ошибка налицо, переводчик перепутал два похоже звучащих слова: wyszczerzona и wyszczerbiona. Но в одном из ранних польских изданий этого рассказа я обнаружила то же расхождение: пасть там именно wyszczerbiona – выщербленная. Поскольку неизвестно, каким изданием пользовался Л., вопрос, ошибка ли это, остается открытым.

Проблемы были с вариантами перевода польского слова uśmiechać się. Польское uśmiechać się может значить и улыбаться и усмехаться. Во втором значении по-польски обычно добавляется слово криво (krzywo), иронически (ironicznie) и т.д. Если ничего такого нет, ориентироваться необходимо по контексту. Исходя из контекста[63], в ответ на вопрос Нивеллена о его и Геральта шансах в схватке Геральт именно усмехается/ ухмыляется. Но вот у встреченной ведьмаком возле усадьбы Нивеллена девушки не было никаких причин усмехаться (А.) – она улыбалась.

            О том, что вода в жестяной ванне была роскошью, Сапковский пишет так (слова Нивеллена):

 

Редко какой [komes], да что я говорю, – редко какой [władyka] имел у себя жестяную ванну.

 

Кто такой komes и кто такой władyka? Чтобы достоверно ответить на этот вопрос, пришлось бы вплотную заняться исторической номенклатурой. Но даже несведущих в истории читателей могли насторожить следующие вещи: во-первых, переводя komes как окружной правитель, а władyka как мелкопоместный шляхтич, переводчик Л. приходит к тому, что – следуя логике предложения – мелкопоместый шляхтич богаче и значительнее правителя округа (хм!); и во-вторых, переводя władyka как король, В. явно преувеличивает, утверждая, что не каждый король мог позволить себе выкупаться в жестяной ванне (другое дело, что мог не хотетьJ). Тем не менее, поскольку своего варианта перевода слов komes и władyka я на данный момент предложить не могу, то данное замечание из основного текста пришлось удалить.L